Охота на пиранью - Страница 82

Вся надежда была на рефлексы и звериные повадки. Тут уж не до деления на животных и человеков. Расклад незатейлив: мишка должен был понимать, что приперся к ч у ж о й добыче, и то, что конкурентом ему был не лесной собрат, а гомо сапиенс, ничего не меняло. Хотя как знать – именно с человеком медведь старается не связываться. И что такое ружье, понимает прекрасно.

Услышав его рявканье, медведь поднял верхнюю губу, обнажив желтоватые слюнявые клыки. Сам глухо заворчал. Мазур готов был стрелять, как только он двинется вперед.

Не потребовалось. Медведь постоял, дергая носом, подался в сторону, бочком-бочком, изображая всем своим видом, что он, понимаете ли, просто так прогуливается, променад делает по предобеденному времени, – отступил в чащобу, настороженно пятясь, поматывая башкой. И совершенно бесшумно канул в тайгу, мелькнул огромным косматым комом меж отдаленных деревьев – а там и след простыл. Зверь был сыт и спокоен, так что обошлось...

– Ф-фу ты, – вздохнул Мазур, совсем по-медвежьи мотая головой. – В обморок никто не собирается?

Обе амазонки были бледными, но на ногах держались и глаз не закатывали – похоже, начали помаленьку проникаться простой истиной, что самый страшный зверь в тайге человек и есть. В их положении эта азбука как-то быстрее усваивается...

– Пошли, – распорядился Мазур. – Хватит, засиделись. Обедать ягодками будем... если попадутся.

– А он не вернется? – опасливо спросила Ольга, не отрывая глаз от леса.

– Никогда он в таких случаях не возвращается, – успокоил ее Мазур.

Это была чистейшая брехня. Медведь как раз способен отколоть штуку – бесшумно зайти со спины, подошвы у него мягкие, как подушки, сухой сучок не сломают, обволокут. Другое дело, что спокойный августовский зверь не настолько уж воспылает страстью к барсучатине, чтобы преследовать из-за нее вооруженного человека – существо, пользующееся в тайге мрачным уважением...

Первое время Мазур старательно оглядывался, однако. Потом перестал, когда откуда-то сверху, со склона ближайшей сопки раздалось могучее рявканье: медведи стаями не ходят, у каждого свой огромный участок, старательно помеченный и обжитой. Так что это, несомненно, был их недавний знакомец – ненавязчиво напоминал, что они все же шлепают по его владениям...

Расслабился и даже негромко замурлыкал:

Ой медведюшко, мой батюшко,

ты не тронь мою коровушку,

пожалей мою головушку...

Мысли и чувства у него были какие-то не городские, не прежние. Показалось на миг, что полностью сумел влезть в шкуру первобытного человека: идешь себе с оружием, впереди женщины тащат добытое тобой мясо, одна женщина твоя, а другая готова, только мигни, и не ранен никто, а в неизвестном отдалении враги кучкуются, и поступить с тобой готовы совсем по-первобытному, как и ты с ними, если честно... Странное ощущение. То ли пугающее, то ли возбуждающее. Решительно не верится, что где-то там, за горами, за долами, машины по асфальту ездят, дома многоэтажные стоят, женщины в платьях ходят и духами пахнут...

...Больше всего он жалел об утащенном доктором бинокле, все остальное – штука наживная. Однако он и без бинокля усмотрел сквозь деревья, с вершины округлой, смахивающей на погребальный курган сопки некий предмет, глухой тайге не свойственный совершенно, – посреди невеликой полянки стояла грязно-зеленая цистерна с широкой горловиной, судя по виду и габаритам, снятая с шасси армейского бензозаправщика. И никакого шевеления рядом, никаких палаток.

Оставив женщин в чащобе, он сделал вокруг полянки два круга, но не засек никаких двуногих. Тогда, не таясь, вышел на прогалину.

Цистерна, точно, с бензозаправщика. Вертолетом, должно быть, сюда и закинули. Выстукав ее кулаком, Мазур определил, что она полнехонька на две трети. Обшарив прогалину, быстро нашел в кустах алюминиевую лесенку, по высоте как раз подходившую, чтобы добираться до горловины. В противоположном конце поляны там и сям – углубления, иные совсем свежие, даже не успела пожухнуть вмятая колесами вертолета трава. Выходит, набрел на «аэродром подскока». Зачем, если такой вертолет способен дотянуть от заимки до Пижмана, не опустошив досуха баков?

Ответ простой: вполне возможно, вертолет неустанно кружит над тайгой, прочесывает по квадратам, вооружившись каким-то из детекторов. Сам Мазур на месте Прохора так бы и поступил, погонял вертушку дней несколько, не полагаясь на минные поля и засады, – таковых не может оказаться много...

Ну, а вертолета они ни разу не слышали оттого, что он прилип к какому-то другому месту. Неправильно подрассчитали на заимке. Они тоже не боги и не демоны.

Невыносимо хотелось поджечь к чертовой матери цистерну, но противнику существенного урона это не нанесло бы, а вот маршрут Мазура безусловно выдало. Пришлось ретироваться. Отступая в тайгу, он вновь вспомнил о задумке с пожаром.

Где умный человек прячет лист? В лесу. А когда лучше всего улепетывать? Да посреди окружающего переполоха.

Окончательно он укрепился в своем решении, когда вышли к откосам. Мазур и раньше подозревал, что они идут по плоскогорью, метрах в трехстах от пресловутого «уровня моря», – опыт старого подводного пловца подсказывал по едва уловимому изменению давления на барабанные перепонки, на суше принцип тот же – а то и в полукилометре. Теперь убедился точно. Все эти дни они шагали по протяженнейшему плато. И вышли к скалистым сопкам, кое-где и вовсе безлесным. За сопками уходили вниз откосы – где плавно, где покруче, – а внизу, куда ни глянь, на многие километры расстилалась тайга, перемежавшаяся обширными прогалинами, кое-где перерезанная темно-синими полосами нешироких мелких речек.