Охота на пиранью - Страница 73

К оглавлению

73

– Возможно, – сказал Мазур. – Тема дискуссионная. А какое она имеет отношение к нашему сиротскому положению? Тут белых медведей нема, а бурые и не особенно сейчас опасны...

– Давайте уйдем, – бухнул доктор, решившись.

– Куда?

– По прежнему маршруту. Только без них.

– Без кого? – непонимающе поморщился Мазур.

– Без баб. Мы вдвоем: вы и я. Мы же мужики, будет гораздо легче. Они все равно не вытянут, рано или поздно сломаются. Я свою куклу знаю. Да и менструация у нее откроется дней через пять, а она их всегда тяжело переносит, пару суток ползает, как вареная, кастрюлю поднять не может...

Мазур понимал каждое слово, но смысл, казалось, ускользает. Быть может, еще из-за того, что сидевший рядом с ним человек произносил все это обычным, спокойным, будничным голосом – ни тени эмоций, ни малейшего истерического надрыва. Похоже, он давно это придумал, а то и репетировал не раз, добивался, чтобы фразы звучали убедительно, веско...

– Да мало ли сюрпризов? – продолжал доктор, ободренный его молчанием. – Они ж сломаются рано или поздно, я по тайге самую чуточку ходил, пусть туристом, знаю...

– Значит, бросить? – сказал Мазур.

– Ну... – поморщился врач, недовольный, сразу видно, такой прямотой.

Мазур встал, выкинул сигарету в ручей. Легким рывком поднял врача, согнул указательный палец правой руки и несильно ударил под горло выставленным суставом. Подхватил, взял левой за волосы и сказал без особой злости:

– Я думал, ты дешевка, а ты – сука... Мораль я тебе читать не буду, дело дохлое. Одно скажу: глаз с тебя не спущу, и если еще раз попробуешь взбрыкнуть... А хочешь один идти – валяй. Прямо сейчас. Все дороги открыты.

– Дур-рак... – прошипел врач. – Гуманист сраный. Погоди, жизнь клюнет...

– А поди ты, козел, – сказал Мазур беззлобно, отпустил его и направился к шалашику.

Глава четырнадцатая
Люди и небо, люди и земля

Последующие два дня прошли, можно сказать, совершенно буднично, не принеся ничего нового и не огорчив никакими опасностями.

К некоторому удивлению Мазура, доктор наутро держался с ним так, словно никакого разговора и не было, никакие подлости вслух не предлагались. Без особых церемоний слопал оставшуюся с вечера белку, вслух не ныл – хотя в глазах, если украдкой присмотреться, и затаилось нечто враждебное, как у злопамятной собаки, ждущей только случая, чтобы цапнуть.

Мазур ни о чем не напоминал, вообще помалкивал. Он не сомневался, что Егоршин еще преподнесет ему сюрпризы при первом же удобном случае – и был к этому готов. Профессионализм как раз и заключается в том, чтобы не находиться ежесекундно в напряжении и боевой готовности, а свыкнуться с мыслью: нападение может последовать в л ю б у ю секунду. Не ждать опасности, а жить с нею, словно с окружавшим воздухом, который глотаешь автоматически, не отдавая команд каждому мускулу...

Хлеб они доели до крошечки. Две банки консервов Мазур отложил в неприкосновеннейший запас. Жили на белках и рябчиках – они тут были непуганые, подпускали совсем близко, даже когда Мазур подшибал одного стрелой, остальные перепархивали не так уж далеко и вновь садились. Однажды на рассвете под стрелу угодил глухарь – правда, старый и потому жесткий, как подметка. На неизвестной по имени мелкой речушке Мазуру повезло – вогнал стрелу в небольшого тайменя и еще метров тридцать гнался по берегу за крепкой на рану рыбиной. Хорошо еще, глубоко вошедшая первая стрела мешала ей плыть, и добить удалось быстро. Назавтра попалась парочка ежей – и часа три путешествовала с ними, завернутая в куртку. Потом, когда попался достаточно глубокий ручей, Мазур их скинул в воду, дождался, пока развернутся, и быстренько прикончил. Ради морального ободрения он, перед тем как подать на стол ежатину, напомнил о классическом герое Ярослава Гашека, уплетавшем ежей за обе щеки. Литературный пример вдохновил плохо, но кое-как ежей все же оприходовали.

Попадались ягоды. Попадались грибы, которые потом пекли на костре. Короче, нельзя сказать, чтобы они были сытыми – Мазур видел, как помаленьку вваливаются у других щеки, а значит, примерно то же происходит и с его физиономией – но никто пока не собирался протягивать ноги. Худо-бедно можно было существовать. Августовская тайга с голоду подохнуть не даст, если руки прилажены к туловищу соответствующим концом.

Хуже с одеждой. Перепревшие носки разлезлись, и их пришлось выкинуть. Костюмы из синтетики – для тайги одежда самая неподходящая, на жаре в них телу душно, а от ночного холодка защищают плоховато. Каждый вечер Мазур старательно мастерил подобие постели из кучи лапника, но все равно утром начинался скрежет зубовный и колотун – с последним Мазур справлялся, безжалостно заставляя делать пробежки и зарядку. У Вики уже два раза сводило ноги судорогой, приходилось делать массаж. Как он ни журил, призывая к максимальной осторожности, то и дело кто-нибудь рвал одежду об острые сучки, и костюмы уже зияли прорехами в самых неожиданных местах.

Когда на второй день, после полудня, никак не удавалось подстрелить что-нибудь летающее или бегающее – плохой денек выдался для охоты, бывает, – Мазур, не колеблясь, пристукнул палкой подвернувшуюся на свою беду гадюку, аккуратно отхватил голову ножом, а остальное засунул Ольге в узел.

– Будем жарить? – тоскливо вздохнула она.

– Не варить же, не в чем, – сказал Мазур. – Ничего, вы уже ко всему привыкли. Бывает хуже. Ты, помнится, Арсеньева читала?

– Ага.

– Любимую охотничью собаку Альпу помнишь?

– Смутно.

– А куда она потом девалась, знаешь? – Мазур вздохнул. – Съел ее господин Арсеньев, когда заблудился. Выхода другого не было, все равно померла бы с голодухи, а так хоть он добрел до людей. Это я к тому, что собака была любимая, а означенная гадюка нам совершенно незнакома. Не сблюете...

73