Охота на пиранью - Страница 60

Войдя в дом, он обнаружил там почти что идиллию: все трое сидели на полу и оживленно болтали, а перед ними стояла бутылка. Мазур покрутил головой, завинтил пробку и сунул пластиковый сосуд в карман куртки.

– Да мы только по глоточку... – сказала Ольга.

– Вот и хватит, – сказал он беззлобно. – Результаты разведки такие: наши друзья идиллически примостились у костра довольно далеко отсюда. Некому там быть другому... Где моя пайка?

Присел на корточки и жадно сжевал кусок черствеющего хлеба с жирной тушенкой, закусывая жесткими и горьковатыми перьями батуна. Потом расколол кулаком тыкву и старательно выскоблил пригоршней половинку, глотая волокнистую мякоть вместе со скользкими семечками – благо аппендицит у него давно вырезали.

– Лопайте тыкву, орлы, – сказал, напившись вдоволь воды. – Хлеб с тушенкой у нас скоро кончатся, так что надо набивать пузо всем, что только попадется. С завтрашнего дня начнем собирать грибы впрок, их тут уйма. Улучим минутку, разведем костер и зажарим. Вообще, пора вплотную обратить внимание на съедобную флору и фауну...

– Что-то я пока не видела съедобной фауны, – пожала плечами Вика.

– Ничего, еще попадется, – утешил Мазур.

Он не стал подвергать испытанию их желудки – уточнять, что имеет в виду под съедобной фауной. А подразумевал он в первую очередь изжаренных на костре белок и змей – самую легкую добычу. На тренировках по выживанию ему приходилось жрать и вовсе уж шокирующую фауну – вроде жуков и гусениц, так что, если подопрет, сможет повторить сей подвиг, надо только отрешиться от всякой брезгливости и твердить себе очевидную истину: насекомые – кладезь белка... А жареная змея, между прочим, на вкус весьма не плоха, не говоря уж о белках – эти и вовсе сойдут за деликатес...

– Ладно, – сказал он, вставая. – Объявляю по гарнизону время увеселений, то бишь сугубо личное. И намерен предложить одной белокурой даме прогуляться под лунным светом. – Он подал Ольге руку и без усилий поднял ее с корточек. – А вы тут будьте умницами, друзья мои, мы, уж простите, в дом не вернемся, поблизости на подворье обитать будем...

И за спиной Вики сделал доктору многозначительный жест.

Они вышли за калитку. Тень от скалы укоротилась и сместилась чуточку вправо, так что больше не накрывала крайние дома. Вопреки известному народному шансону иголки собирать было бы все же затруднительно, однако ночь выдалась прекрасная. Как всегда бывает вдали от городов с их электрическими фонарями, звезд высыпало столько, что небо казалось сияющим куполом, кое-где украшенным рваными пятнами мрака.

– Ну, и что вы можете предложить даме в такую ночь? – спросила Ольга с любопытством.

– Бог ты мой, да водки, конечно, – сказал Мазур светски. – Вы ж не в Петергофе, мадмуазель, а во глубине сибирских руд...

Глотнул из горлышка сам и передал бутылку Ольге. Она старательно запрокинула голову и ухитрилась не облить подбородок. Спросила:

– А что дальше?

– Гулять будем, барышня, – сказал Мазур, взял ее за руку и повел мимо заброшенных домов. – Я, конечно, не агроном, потому виршей читать не буду, но решительно замечу, что ваши трехдюймовые глазки зажгли в душе моей пылающий костер...

– А вы, морячок, это каждой говорите?

– Ни боже мой, только питерским...

Тишина стояла теплая и спокойная. Мазур украдкой оглянулся в ту сторону, где видел костер, но ничего, конечно же, не углядел, тайга заслоняла. Прогулка получилась короткая, как он ни замедлял шаг, прошло минут пять – и они оказались за околицей: с одной стороны нависала скала, с другой скопищем призрачно белеющих колонн тянулся березняк, а впереди продолжалась полузаросшая дорога, уходя в полнейшую неизвестность.

– И это весь променад? – спросила Ольга. – Патриархальность какая. Сонное царство, право. Даже когда здесь люди обитали, решительно ничего не могло произойти, никакого кипения чувств...

– Это вы зря, барышня, – сказал Мазур уверенно. – Ежели всерьез разобраться, и в нашей глухомани попадаются такие страсти, что куды там ихнему Шекспиру. Такие, я бы сказал, вибрации души и коловращения страстей... Только хранцузские расфуфыренные мушкетеришки шпагами пырялись, а здешний народец топорами рубился, не забывши наточить их на совесть, – вот вам и вся разница внешнего облика при полнейшем сходстве унутреннего мира, как в деревне выражаются, микрокосма. Верно вам говорю, кипение страстей бывало почище шекспировского...

Он, перебирая пальцами рукав спортивной курточки, попытался притянуть Ольгу за руку к себе, но она гибко высвободилась:

– Вы меня не обольщаете ли?

– Где уж нам, сиволапым, – сказал Мазур. – Но ежели как на духу – оченно, барышня, вы мне глянетесь, аж под дыхалкой спирает, совершенно как с перепою, только не в пример одухотвореннее и романтичнее. Мы, молвя по-городскому, иллюзиев не строим, где уж тут с питерскими франтами соперничать, раз они трамвай видали вживе и даже на ем неоднократно каталися взад-вперед. Однако и у нас душа нежная, как цветочек – георгин там, али какая дикая орхидея...

Он болтал, играя голосом. Ольга слушала с загадочной улыбкой, полуотвернувшись, иногда бросала на него быстрые взгляды – она тоже увлеклась игрой, щекочущей нервы забавой посреди лунной тишины, навсегда уснувшей деревни и бескрайних охотничьих угодий с обосновавшейся неподалеку на ночлег смертью. Когда Мазур вновь попытался ее обнять, крутнулась на пятке, отпрыгнула и развела руками:

– Надо вам знать, мама меня воспитывала в небывалой строгости, а ваши поползновения весьма даже недвусмысленны...