– Только если что – убью руками, – сказал Мазур. – И бесшумка твоя пока что у меня останется, уж не посетуй...
Он развязал сначала ноги, потом снял ремень с рук. Крест принялся ожесточенно растирать запястья, на которых виднелись синие полосы. Чуть подумав, Мазур плотно притворил дверь и вернулся на свое место.
– Раз пошла такая пьянка... – сказал он, поднес зажигалку, видя, как неуклюже Крест держит сигарету все еще скрюченными, затекшими пальцами. – Объясни-ка ты мне, почему у такого серьезного... – он вовремя вспомнил про этикет, – человека в подручных ходит Карабас? Это ж сявка, за версту видно...
– А кто спорит? – спокойно пожал плечами Крест. – Только сявка эта до поры до времени полезная. Ты сможешь вырубить кое-что на подстанции так, чтобы оставить без света целую улицу?
– Вообще-то, если сначала осмотреться... – нерешительно сказал Мазур.
– А он вырубит сразу. Потому что волокет в этом деле. В Карабасе только и есть блатного, что наколки. Отсидел по малолетству за хулиганку два года – блатной стал, не приведи господь... Как в том анекдоте – «и кличка у него блатная»... Знаешь? Ну вот. Я его в свое время заприметил – никогда не знаешь, кто и где потом пригодится. Пригодился вот... Есть у него, чтоб ты знал, старший брат Гоша. Ходит брат Гоша в милицейских погонах, пишется капитаном, но давно уже брату Гоше хочется больших красивых денежек, и чтоб пачка была вовсе уж невероятной толщины... И потому брат Гоша с нашей идеей потрясти бобра вполне согласен. И поедем мы туда, полковник, в натуральном «луноходе» с натуральной мигалкой.
– А этот брат Гоша нас там же не положит? – спросил Мазур. – Ежели, как говоришь, заховано у бобра на три жизни...
– В том-то и юмор, полковник, что вполне можно от него ожидать такого хамства, – оскалился Крест. – Значит, в чем наша задача? В том, чтобы брата Гошу заранее опередить. Он мне не сват, не брат, а мозгов у него не хватит, чтобы предварительно оставить на холодильнике письмишко... Да и оставил бы – не велика беда. Можно подумать, нынешняя фамилия у меня последняя... Гошу придется класть. Там же.
– А Карабаса? – нехорошо усмехнулся Мазур.
– Ну, логика требует, чтобы и Карабаса... Или у тебя по ним с Гошей душа болеть будет? – Крест подался вперед, глядя ему в глаза все так же умно и серьезно. – Полковник, ты меня ни в жизнь не заложишь. Потому что тебе самому всю оставшуюся жизнь придется о д р у г о м помнить, не до меня будет. Тебе еще надо доказать, что та парочка у парома весьма даже плохая... и так далее. Отмажет тебя твоя контора?
– Отмажет, – сказал Мазур.
– Все равно, при любом раскладе тебе будет не до меня. И мне нет смысла вас мочить – если все нормально пройдет, все живы останемся, делить будет нечего... А Карабас, сколько ему ни выдели, или болтать начнет, или выйдут на него очень даже быстро соплеменнички нашего бобра. Это тебе не милиция, они меня вычислят по крохотным деталькам... И вас тоже. Ну что, ощущаешь прилив гуманизма насчет этих двух братовьев?
– Да не особенно что-то, – честно сказал Мазур. – Они же и меня заложат, если что...
– В корень зришь, – удовлетворенно сказал Крест. – А вот кстати... – Мазуру показалось, что он немного напрягся. – Ты со своей конторой связаться как-нибудь можешь? Чтобы они тебя на перроне в Шантарске встретили?
Они какое-то время смотрели друг другу в глаза – и по лицам обоих, как зеркальное отражение, вдруг скользнули мимолетные ухмылки.
– Ага, вот оно что... – сказал Мазур.
– Ну, – спокойно сказал Крест. – Должен же я, прости, из тебя максимальную пользу извлечь в обмен на все хорошее с моей стороны? Мне много не надо – чтобы увезли с вокзала на хороших колесах, к которым линейная ментовня близко не подойдет... А там уж мы с Надюшкой где-нибудь на перекрестке соскочим и пойдем жить дальше, как нам нравится.
– Телефона в квартире нет, жаль, – сказал Мазур. – А на переговорку мне ехать рискованно...
– Да уж. Придется до финала тут просидеть.
– Оформлю это дело, когда сядем в поезд, – сказал Мазур. – Но чтоб ты мне обеспечил мою фотку на милицейских корочках... В каждом поезде есть бригадир и рация. А по эмпээсовской рации знающий человек, кое во что посвященный, с военными свяжется без труда – ты, может, и не знаешь, для чего в каждом управлении дороги первые отделы, а я-то знаю... Так что...
– Так что – получается так на так, – усмехнулся Крест. – До того, как прыгнем на крокодила, ты меня изо всех сил будешь опасаться, а потом и наоборот. Ну, поверю я тебе, полковничек, коли уж такой расклад, но учти – задумаешь продать, я в твою лялечку всегда успею шмальнуть...
– Аналогично, – осклабился Мазур. – Только я это насчет тебя буду иметь в виду...
Очередную резкую перемену в судьбе Мазур принял довольно спокойно. И новых товарищей – тоже. Он давно уже устал и удивляться, и волноваться, вообще проявлять эмоции. Ольга вела себя точно так же.
Конечно, его появление с Крестом рука об руку произвело среди присутствующих некоторый фурор. Освобожденный от пут Карабас долго и многословно клялся, что его не так поняли, он вовсе и не думал никого закладывать или менять хозяина, и, вообще, он есть самый верный подельщик в этих краях и во всем мире. Крест благодушно похлопал его по плечу и заверил, что нисколько в этом не сомневается, только потом, улучив момент, бросил на Мазура быстрый колючий взгляд (а сам в этот миг красочно расписывал, какая жизнь у Карабаса настанет, когда тот получит свою жирную долю). Мазур понятливо опустил ресницы. Холодно, отстраненно подумал, что эту сявку и в самом деле не стоит отпускать живьем.