Охота на пиранью - Страница 13

Мазур направился к толстяку, но тот так испуганно и шустро шарахнулся, что Мазур, мысленно махнув на него рукой, подсел к парню в «адидасе»:

– Здорово.

Тот косился то на дверь, то на черноволосую женщину, как писали в старинных романах, лицо его выражало немалое внутреннее борение. В конце концов он все же решился кивнуть.

– Что тут за дела? – прошептал Мазур.

– Представления не имею. Выбрались с женой посмотреть тайгу, а тут – вертолет, скит...

– Давно сидите?

– Дней десять.

– Что хотят?

– Не пойму. В первый день выспрашивали, кто и откуда, потом – как отрезало. Ничего больше не спрашивают, сидим тут... – голос у него явственно дрогнул. – Не дергайтесь, будет совсем плохо... Понятно? Что бы ни было, не дергайтесь...

– А что бывает?

– Все... – прошептал собеседник. – Замечаний бойтесь, они же всерьез... И соглашайтесь потом...

– На что?

– Соглашайтесь. Обязательно. Сами увидите.

– На что соглашаться?

Парень оглядел стены, потолок, показал себе на раскрытый рот, на уши. «Что, микрофоны? – подумал Мазур. – Вообще-то, он тут давно сидит, ему виднее...»

– Вы кто? – прошептал Мазур.

– Врач. Из Иркутска. Поехал жене тайгу показать по дурости. Показал вот...

Мазур оглянулся на его жену – застывшая трагическая маска вместо лица. Вообще-то, если придерживаться первоначальной версии, этот «врач» может оказаться кем угодно...

– Так на что же все-таки соглашаться?

– На что предложат...

Не получалось разговора. Мазур вернулся назад, переступив через толстяка, сел на корточки рядом с Ольгой и крепко призадумался.

Во времена оны один из инструкторов, учивший премудростям, о каких нормальный человек так и не узнает за всю жизнь, любил цитировать Монтеня: «Храбрости, как и другим добродетелям, положен известный предел, преступив который, начинаешь склоняться к пороку. Вот почему она может увлечь всякого, недостаточно хорошо знающего ее границы, – а установить их с точностью, действительно, нелегко – к безрассудству, упрямству и безумствам всякого рода». Говоря проще, убивать и вообще вступать в драку следует только тогда, когда это действительно необходимо. Теоремочка – проще пареной репы. Трудность тут в осуществлении ее на практике: поди вычисли, когда возникает н а с т о я щ а я необходимость.

Но ведь нет другого выхода? Предположим, они не врут. Предположим, и в самом деле сидят здесь давненько, за все это время получив лишь некое загадочное предложение, на которое следует немедленно соглашаться. Ждать этого предложения и самому? Душа вещует, что за время ожидания сделаешь не один шаг к превращению в забитое и запуганное животное. Вот они сидят, примеры. Может, актеры, а может, и живые примеры. Положительно, не разберешься без а к ц и и... Самое скверное, что забрали обувь. Пройти обутому километров сто по тайге, сейчас, в теплую пору без дождя – не столь уж трудное предприятие. Даже с Ольгой. В особенности если будет оружие...

Он решился. Пошептал на ухо Ольге, подставил скованные запястья. Во рту у нее ничуть не пересохло от волнения – скользивший по рукам Мазура язык был влажным, слюны попало изрядно. Стандартные наручники, защелкнутые не особенно тесно... Отвернувшись от недоуменно таращившихся на него соседей по нарам, Мазур медленно, сосредоточенно, неимоверно старательно стал проделывать с суставами все нужные манипуляции. Его очень хорошо этому учили в свое время, и все получалось автоматически – одна за другой нужные запястные кости выходили из суставов в строго определенной последовательности, Мазур тренированно гасил легкую боль...

Еще несколько минут – и он, стряхнув наручники, быстро поставил кости на место. Отнюдь не все старинные японские придумки из арсенала ниндзя – не киношных, а реальных – бесполезны в нашей родной действительности. Умение быстро освобождаться от всевозможных наручников, пут и хитрых узлов пригодится под любыми широтами...

Он вынул из-за спины освобожденные руки. Жаль, что не удастся освободить Ольгу – в камере нет ни единого предмета, годного на роль отмычки... Ольга смотрела на него восхищенно, остальные – с ужасом.

– Начнет кто орать – убью, – тихонько, сквозь зубы сказал Мазур, обращаясь главным образом к толстому дневальному.

Возможно, микрофоны иркутскому врачу пригрезились со страху, но все равно, нужно поторапливаться. Мазур подкрался к окошечку и забарабанил костяшками пальцев:

– Господин караульный!

Окошечко было довольно большое, голова в него не прошла бы, но руки с миской – запросто, для того, видимо, таким и задумано... Места для захвата достаточно.

Когда откинулась заслонка и показалась совершенно спокойная, недовольная физиономия, Мазур молниеносно выбросил руки с растопыренными пальцами. Вертухай задергался поначалу, но тут же захрипел, обмяк – лицо попало в железные тиски, все десять пальцев оказались при деле, крючками зацепив под челюсти, за болевые точки ушей, два вошли меж надбровными дугами и глазными яблоками.

Приблизив лицо вплотную, Мазур тихо сказал:

– Дернешься, сука, глаза выдавлю. Понял? Понял, нет?

– Уыы-о...

– Значит, понял, – спокойно продолжал Мазур, ни на миллиметр не ослабив захвата. – Не дергайся, падло, а то сам себя глазынек лишишь... Быстренько взял ключ и отпер замок. Ты дотянешься, без особых хлопот... Ну, считать до трех? – и для пущей убедительности легонько ударил двумя пальцами по барабанным перепонкам. При этом и остальные пальцы невольно усилили на миг нажим.

Караульный придушенно взвыл. Судя по скребущим звукам, он лихорадочно пытался попасть ключом в замок.